«Вспышка гениальности или сумасшествие». Удивительная история нашего лучшего фильма о шахматах

«В шахматах любое чудо имеет основу»

Маленький Сергей Хлебников наблюдает за ходом шахматного поединка с отцом, которого играет Анатолий Солоницын. Обзор перекрывает женщина, и отец берет Сергея на руки. Дело происходит на улице, начинается дождь, но Хлебниковы не уходят — накрываются газетой. Досмотрев матч, они обсуждают его по пути домой: «Мы, любители, банальны. Там, где мы останавливаемся перед невозможным, мастер делает еще один шаг — и невозможное оказывается возможным». — «Как в сказке?» — спрашивает Сергей. — «Нет. В шахматах любое чудо имеет основу. Царство разума, брат».

Дальше — скрип тормозов, крики, грохот стекла. Отца Сергея насмерть сбивает грузовик. Мальчик замыкается. Даже во время похорон отца закрывается в своей комнате и решает этюд. Когда к нему стучится учитель (Ефим Копелян), Сергей, не отводя взгляд от доски, говорит: «Сейчас вы скажете: «Ты теперь мужчина в семье» — «Зачем? Ты и так это знаешь». — «Давайте лучше сыграем».

Спустя несколько лет Сергей, уже шахматист-перворазрядник, прерывает на улице драку ровесников и сам получает по губе. Его догоняет Лена Донцова, из-за которой вспыхнула потасовка, и вытирает кровь платком. После — советует заняться спортом, на случай уличной драки. «Представь, мы с тобой гуляем, а ко мне пьяный пристал». — «Не представляю, что мы с тобой гуляем». — «Значит, у тебя нет воображения».

Вскоре она приходит на его шахматный матч, а он — в ее гимнастический кружок. Потом он провожает домой и после двух поцелуев слышит вопрос: «Ты мог бы бросить шахматы, если бы я попросила?.. Молчишь? Ну, и оставайся со своими деревяшками».

«Шахматы — это бомбоубежище, а не политический ринг»

Алексей Арбузов, Евгений Симонов и Леонид Зорин / Фото: © РИА Новости / Александр Макаров

Эту коллизию сценарист «Гроссмейстера» Леонид Зорин (автор «Варшавской мелодии» и «Покровских ворот») взял из своей жизни. В молодости он увлекся шахматной партией и забыл про свидание. Когда опомнился и прибежал, девушки уже не было. «Утешился я лишь много лет спустя, вставив этот эпизод в сценарий», — признался он литератору Евгению Гику.

Бакинское детство Зорин посвятил стихам, футболу и шахматам. Поэзия с годами вытеснилась драматургией, футболом пресытился в юности, а шахматами утешался всю жизнь. «На каждом шагу тебя ждут искушения, а значит, возможны и неприятности, — писал он в романе «Трезвенник». — Нужно найти свое укрытие. Мне повезло — я увлекся шахматами».

Преподаватель шахматного кружка, названный в «Трезвеннике» Мельхиоровым, воспринимал всякую партию как попытку самовыразиться и реализоваться, а саму игру как главного воспитателя достоинства и твердости духа. Зорину же шахматы еще и помогли почувствовать независимость — в том числе от женщин: «Стоит им ощутить внимание, они начинают тебя топтать».

В «Трезвеннике» ученик Мельхиорова убеждал учителя, что тот мог бы стать гроссмейстером, но в ответ слышал: «У меня нет одержимости. И слава богу. Чем выше уровень, тем больше политики. Не выношу. Шахматы — это бомбоубежище, а не политический ринг. Шахматы — это укромный приют, в нем ты спасаешься от погони. В этом, возможно, их назначение». 

«Когда люди дерутся, истина уже не важна»

Фото: © РИА Новости / Б. Чевелев

Спустя годы после разлуки Сергей (Андрей Мягков) и Лена (Лариса Малеванная) встречаются в Крыму — на сеансе одновременной игры. «Почему ты меня не разыскивал?» — «Не знал, что ты будешь рада». Она — переводчица: отдыхает с друзьями и пришла на сеанс, увидев имя Хлебникова не афише. А он уже мастер спорта. Признается: «За доской я счастлив». — «Но это какой-то придуманный мир», — говорит Лена. — «Может быть. Но придуман он хорошо».

Вслепую сыграв в шахматы с приятелями Лены, Сергей отказался идти с ними в горы: «Не люблю большого общества». — «С таким характером чемпионом не станешь», — говорит Лена, уверенная: если уж отдавать чему-то силы — надо быть первым. — «А я не стремлюсь. Мне бы это мешало — я слишком люблю шахматы». — «Но ведь шахматы — это борьба», — спорит Лена. — «Когда люди дерутся, истина уже не важна, — объясняет Сергей. — Важна только победа». — «А разве не так? Важна только победа». — «Победа не всегда за тем, кто прав». — «Разве ты не хочешь выиграть?» — «Хочу, конечно. Но не любой ценой». — «Я тебя переделаю. Иначе пропадешь».

После свадьбы Лена пытается вести Сергея к первому месту. Перед городским полуфиналом напоминает: достаточно ничьей для выхода в финал. Лена уже планирует празднование успеха, но, приехав к концу поединка, видит: Сергей отказался от ничьей, задумался над победной комбинацией и просрочил время. Он остается играть «на интерес», а она едет на вечеринку «к успешным людям», откуда уезжает со старым другом, дипломатом Орловым (Эммануил Виторган).

Вернувшись ночью домой, Лена встречает радостного мужа. Он наконец вычислил: в его партии все же был выигрышный вариант, не зря он отказался от ничьей и так долго думал. А то, что просрочил время и проиграл, — ерунда. В гневе Лена кидается к шахматному журналу, в котором заметила опечатку: шахматист Митчелл скончался на 68-м «ходу» жизни. «Это страшно! — кричит она. — Даже в смерти шахматы его не отпустили. Это же про тебя. Вот так и движется время — ход за ходом. А ты все там же — в конце таблицы».

«Другая планета, где живы еще законы разума»

Леонид Зорин / Фото: © РИА Новости / Олег Ласточкин

Шахматы спасали сценариста «Гроссмейстера» Зорина от творческого тупика. В мемуарном романе «Авансцена» он писал, что в 1963-м, когда его пьесы терзались критиками и главным советским идеологом Ильичевым, он поднимал себе настроение успешной игрой в писательском чемпионате по шахматам.

«В моей жизни шахматы значили многое. Поистине — другая планета, где живы еще законы разума, а тлеющая в душе агрессия находит выход в борьбе интеллектов. Шахматы учат свежести взгляда, когда одолевает рутина. Они дают тебе воспарить, они же тебе дают убежище. За этой монастырской стеной можно укрыться в час безнадежности».

Летом 1968-го рецензент издательства «Советский писатель» зарубил зоринские мемуары «Монолог», и драматург укатил в Юрмалу, где в разгар пражских событий облегчал свое бытие написанием киноповести о стареющем форварде Лаврове. Спустя два года она оформилась в фильм Резо Эсадзе «Секундомер», в котором сыграли жена Бескова Валерия и легендарный нападающий «Спартака» Сергей Сальников.

В конце семидесятого Зорин узнал, что его пьесу «Медная бабушка» запретили ставить новому худруку МХАТа Олегу Ефремову, и — «чтоб не свихнуться от черных мыслей» — взялся за сценарий «Гроссмейстера». Весной Ефремов, наорав на нового главного идеолога Демичева, все же спас «Медную бабушку», чем здорово воодушевил Зорина.

«Духоподъемное состояние, которое во мне поселилось с началом репетиций во МХАТе, позволило сдвинуть с места сценарий, который долго мне не давался, — я вдруг почувствовал вкус к работе, с удовольствием сочинял эпизоды и все завершил в положенный срок», — вспоминал Зорин в «Записках драматурга».

«Только шахматы, без азарта заработка»

Фото: © РИА Новости / Б. Чевелев

«Мне, как и Зорину, нравились шахматы, — говорил в интервью журналу «Сеанс» режиссер «Гроссмейстера» Сергей Микаэлян. — Мы с ним играли, и в итоге он написал сценарий, в котором очень привлекательной была тема чистоты творчества — только шахматы, без азарта заработка».

Режиссер «Гроссмейстера» ушел на фронт в восемнадцать лет. Вскоре после того, как его репрессированный отец, армянский писатель Карен (Герасим) Микаэлян умер на пересылке. На войне Сергей Герасимович логически доказал себе бесполезность трусости: «На слабо приседал и вставал под трассирующими пулями, я ведь математик, шахматист, все рассчитал: пуля проходила примерно через каждые три-четыре секунды, на уровне живота, и она видна — красивые оранжевые огоньки», — вспоминал Микаэлян в интервью «Аргументам и фактам».

После двух ранений он демобилизовался и устроился шлифовщиком на автозавод. Удалял там лишний слой металла с грубо обработанных деталей, а в свободные минуты учил «Мцыри», «Полтаву», «Евгений Онегина» и «Медного всадника».

На режиссера он выучился дважды. На излете пятидесятых — вместе с Данелией и Таланкиным — закончил мосфильмовские курсы, где преподавали титаны (Юткевич, Райзман, Ромм и Трауберг), а ранее — режиссерский факультет ГИТИСа, где воспитывался театральным педагогом Борисом Захавой.

«Захава в работе всегда решал задачу, искал единственное правильное решение, — говорил Микаэлян «Сеансу». — Я же скорее шахматист, пытаюсь просчитать всё на несколько ходов вперед через разные варианты».

 «Ты теперь в центре внимания. Ты меня посрамил»

Фото: © РИА Новости / Б. Чевелев

Расставшись с Леной, Сергей Хлебников пошел в гору. Встретил сильного тренера (Виктора Корчного) и стал выигрывать турнир за турниром. Шахматы стали для него не только искусством, но и борьбой. На пути к матчу за шахматную корону оставалось победить шведского гроссмейстера. В основных партиях — ничья. Первую из дополнительных черными играет Хлебников (в этот момент к зрителям на улице присоединяется Лена). Корчной советует без риска оформить ничью, чтобы потом, играя белыми, вложиться в победу.

Сергей соглашается, но в решающий момент, находясь в шаге от ничьей, снова задумывается над победной комбинацией.

«Кажется, я становлюсь авантюристом, — размышляет Хлебников. — Обещал Виктору никаких экспериментов, но может попробовать, а? Нет, нет, нет. Нелепо, просто преступно ставить на карту все, чего достиг и чего добился. Виктор меня убьет за безумие. Никогда мне не встретиться с чемпионом, никогда. Время мое уходит, его все меньше. А вдруг, это к лучшему. Или… Вот он тот ход, единственный. Прости меня, Виктор. Простите все. Это сильнее меня».

Зрители гомонят: «Он проигрывает ладью. Или это жертва?» — спрашивают Корчного. — «Либо это вспышка гениальности, либо сумасшествие». Через несколько минут Хлебников ставит шведу мат. «Все равно я тебе этого не прощу», — говорит Корчной. Среди ликующих зрителей — спокойное лицо Лены. Она пытается пробиться к Сергею, окруженному болельщиками, но тот скрывается с тренером в подъезде.

Лена входит туда и слышит: «Что ты делаешь, разбойник?» — «А у тебя король — одиночка». — «Пижон, ты же зеваешь!» Глядя на Сергея с тренером, спорящими на подоконнике, Лена не то улыбается, не то готовится заплакать.

Накануне матча Сергей навещал ее — после нескольких лет разлуки. «Ты теперь в центре внимания. Ты меня посрамил». — «Перестань. Вернись ко мне, Лена». — «Это невозможно. Ты доказал, что можешь обойтись без меня». — «Я не могу без тебя».

«Судьба «Гроссмейстера» удалась»

Фото: © РИА Новости / Б. Чевелев

«Судьба «Гроссмейстера» удалась — Микаэлян снял славную ленту, а я получил персональный приз за лучший сценарий на фестивале в Югославии», — писал Леонид Зорин в «Записках драматурга». В июне 1973-го успех фильма отмечали в гостинице «Европейской» (в том же году Мягков начал сниматься в «Иронии судьбы»).

«Был и гроссмейстер Виктор Корчной, всех удививший актерским даром, — вспоминал Зорин. — Играл он тренера и друга героя. Я слышал, что в повседневной жизни Корчной отличается сложным характером и весьма нелегок в общении. В фильме предстал деликатный, нежный, не слишком решительный человек, готовый раствориться в товарище. Мы проговорили полвечера — он находился в поре цветения, уже готовился штурмовать звание чемпиона мира».

Вскоре Корчной проиграл Карпову, дал раздраженное интервью, не вернулся в Москву с амстердамского турнира и осел в Швейцарии. На родине остались жена и сын.

«Самые тяжкие испытания пришлись на долю несчастного юноши, — писал Зорин в мемуарах. — В просьбе соединиться с отцом ему, разумеется, было отказано. Вскоре ему пришлось выбирать между службой в Вооруженных Силах и судом с неминуемым приговором. Было понятно, что после армии его уже никогда не выпустят как «знающего оборонные тайны». Поэтому он предпочел лагерь. Два года в зоне, и вот, наконец, опустошенного, еле живого, его вместе с матерью отпустили. Не знаю, какой была встреча с отцом.

Корчной, возможно, от одиночества уже завел другую семью. Встретилась сильная, жесткая женщина — когда-то в послевоенном Берлине, в восемнадцатилетнем возрасте, она была схвачена советскими органами, осуждена за шпионаж и десять лет провела в тайге. Она и стала подругой Корчного».

«Есть особый шик — не следовать моде»

Фото: © РИА Новости / Б. Чевелев

В журнале «Искусство кино» сценарий «Гроссмейстера» опубликовали с посвящением — «памяти Владимира Симагина». Этот московский гроссмейстер выигрывал турнир в Варне и чемпионат Москвы, но добился бы большего, если бы меньше рисковал и экспериментировал. Осенью 1968-го он умер от сердечного приступа на международном турнире в Кисловодске.

Его ученик Александр Котов, исполнивший камео в «Гроссмейстере», написал роман «Белые и черные» — о судьбе четвертого чемпиона мира Александра Алехина. В конце семидесятых режиссер Юрий Вышинский снял по нему фильм «Белый снег России».

Микаэлян же развил тему одержимости победами в фильме 1982-го «Влюблен по собственному желанию» — о том, как скромная библиотекарша Вера изменила жизнь спивающегося велосипедиста Игоря Брагина: «Выше второго места не поднимался, комплексовать начал, изъел себя, — говорил персонаж Олега Янковского. — Первое место, первое место… То врач виноват, то трек не тот, то на сборы не взяли, то номер на шумную сторону. Не жизнь, а кошмар».

Вера спросила: «А зачем тебе надо было быть первым?» — «Потому что вторые неудачники». — «А ты любил спорт?» — «Работал по четыре тренировки в день. Меня со стадиона выгоняли» — «Ты же был счастливым человеком. У каждого в жизни есть свой пьедестал. Но многие предпочитают карабкаться на чужой. Ты приобрети во всем свой взгляд на вещи, свой стиль. Есть особый шик — не следовать моде». — «А если мода — лезть вперед, не уступить свое, вырваться из неизвестности. Тогда как?»

Этот вопрос остался без ответа.