Илья Цымбаларь. Мастер от бога

У него получалось уходить красиво. На пике, когда время ещё играть, а не доигрывать. Когда ещё не свистят трибуны, когда ни о чём худом не думают тренеры. Многим казалось, что он уходил слишком рано, что время ещё не пришло. Но как можно было спорить с таким — от бога — мастером? Ему, конечно, было видней.

Свой последний матч в национальной команде он провёл в июне 1999-го. Вряд ли в истории сборной России был другой столь же воодушевляющий момент (в конкурентах только четвертьфинал Евро-2008 против Голландии). Феерическая победа на «Стад де Франс» над чемпионами мира ввергла страну в состояние совершеннейшего, какого-то детского счастья, породила ощущение, что нашим парням теперь по силам абсолютно всё. И Цымбаларь к тому поголовному ослеплению был прямо причастен.

Несуетно и вместе с тем легко, как умел только он, игнорируя счёт (2:2) и момент (86-я минута), Илья обыграл во французской штрафной Десайи и покатил мяч вдоль ворот, где отправить его в сетку могли сразу два партнёра. Панову это сделать не дали, но Карпину уже не помешал никто — 3:2! Это был не какой-нибудь шальной, а изысканный, даже эстетский гол. Чемпионы мира были повержены с позиции силы — наверное, ещё и потому счастье России в те дни было безбрежным, — и самый вкусный фрагмент той роскошной комбинации исполнил как раз Цымбаларь. Как не поверишь в собственное всемогущество, когда столпа несокрушимой обороны убирают с пути играючи, словно во дворе?..

Сезон-1999 оказался для него последним и в «Спартаке». Потом он ещё выступал за «Локомотив» и «Анжи», но всё-таки его футбольный образ навсегда остался красно-белым. Да и сам он, будучи уже футболистом другого клуба, признавался, что во сне продолжает забивать за «Спартак». Так вот, уйти из любимой команды, как он потом не раз повторял, было его собственным решением. Для игрока, которому всего тридцать, пусть и немного изнурённого травмами, поступок нерядовой. Да не простого игрока, а многолетнего капитана.

Тогда, на рубеже веков, «Спартак» начал меняться. За пару сезонов из команды по разным причинам ушли Тихонов, Кечинов, Хлестов, Бузникин, Юран — те люди, который казались трибунам воплощением красно-белых ценностей. Следующий «Спартак», с Цихмейструком, Тчуйсе и Маркао, тоже был сильным и тоже чемпионским, но всё же уже каким-то другим. И Цымбаларь оказался первым среди тех, чей уход значил смену эпох. Возможно, просто так вышло. А, может, его вело какое-то чувство. То, которое дано мастерам от бога.

Он ведь не только уходил, но и оставался нелогично и судьбоносно — словно так хотел какой-то очень влиятельный сценарист. После 1995-го, когда он провёл великолепный сезон и получил все возможные знаки признания, включая звание лучшего игрока года по самым разным версиям, казалось, именно он должен был уехать в Европу первым. Но уезжали из «Спартака» другие — Онопко, Черчесов, Кульков, Юран, Шмаров, его друг Никифоров. А он, главный, как настаивали авторитеты, талант поколения, так никуда и не отбыл. И, оставшись, оказался важнейшей фигурой в, возможно, самом неожиданном за всю историю российских чемпионств сюжете.

Если в ярцевском пионеротряде 1996-го был свой «дед», то он, Цымбаларь, больше походил на вожатого. Он вёл спартаковский футбол. В том сезоне он окончательно переместился с левой бровки в центр и получил практически неограниченные игровые полномочия, а вместе с ними и повязку капитана. Именно он выводил «Спартак» на суперфинал против «Алании», именно он организовал и исполнил первый — самый эффектный — в матче гол, и именно он был в тот вечер на поле главной звездой. А ведь прими он чуть раньше предложение Дино Дзоффа и отправься в «Лацио», этой невероятной золотой страницы в истории «Спартака» да и всей российской лиги вполне могло не быть…

…В конце девяностых в детских, любительских командах наметилась новая мода. Игроки смышлёные и техничные, созидатели и поэты всё реже претендовали на «десятку» и всё чаще просили у тренера «четвёрку». Это был его, Цымбаларя, номер, его аура, его влияние. (Даже когда он попадал в запас, брал не какой угодно номер, а обязательно со своей цифрой – четырнадцатый, как, например, было в том великом матче на «Стад де Франс»). Верность такому диковинному номеру выглядела абсолютно естественным атрибутом его своеобычности – он не и не думал быть, как другие.

Не вспомнить его любимое число сегодня невозможно. Потому что его годовой путь записан только им: в минувшую субботу, когда Илья ушёл насовсем, ему было 44. Случай, совпадение? Как знать. Те, кто от бога, наверняка имеют с судьбой свой, неподвластный прочим счёт.